Храм – не времянка Беседа о «гуталине» и «гнутых пальцах»

«Было дело: рубанок из мастерской пропал. Приезжаю на работу – нет рубанка. Не в том даже дело, что инструмент жалко, его купить можно, но то, сё, пока до города доедешь, пока в магазин сходишь – целый день потратишь. А тут дело стоит, заказчик ждать не будет. Созываю мужиков: так и так, говорю, сперли у нас рубанок. Ищем срочно. Мужики – народ ушлый, с серьезным таким прошлым – поминутно восстановили прошедший день: кто был, кто, куда и во сколько выходил. Оживились: “Сейчас, – говорят, – обожди, батюшка. Сей секунд”. Вышли в село, встретили того, кто последним заходил. Отвели в сторону, в лесок. Двадцать минут мужичок крестился-божился, что не знает, где рубанок. Мужики посуровели – рубанок нашелся тут же: в бане лежал у того. Ну, с тех пор никто без спросу в мастерскую и не заходит. Народ у нас чаще всего серьезный, шутить попусту не будет. Но спокойный, в большинстве своем доброжелательный.

Тут всё просто, закон один: работать и не пить. Люди взрослые, должны понимать, что никто вокруг тебя плясать не будет. Один раз правила сказали – всё. Дальше – твое дело: будешь их соблюдать – будешь и зарабатывать и желаемый покой душе найдешь. Нет – пинок под зад, и чао, бамбино. Да, жестко. Зато честно и доступно. Ну правда же: русский человек без Бога – дрянь. А если он без Бога, то он обязательно с водкой и со всеми из этого общения вытекающими – зачем нам такое счастье? Если же с Богом, то русский способен на такие шедевры, что мир ахнет. Впрочем, когда с Богом, об этом аханье как-то и не задумываешься – Бог и красота гораздо важнее», – отец Алексий говорит спокойно, деловито, основательно. Заодно показывает то, что под его руководством эти самые люди, для которых Бог и красота важнее всего прочего, сделали в последнее время: иконостасы, поклонные кресты, часовни, храмы, киоты, рубленые дома, колодцы, крыльца и многое-многое другое.

Как их назвать, любящих Бога и красоту? «Артель», «общество», «товарищество», «компания»? – «Да как угодно, лишь бы работали, – говорит священник. – Мы, – говорит, – себя вообще-то не афишируем, но нас почему-то все, кому надо, знают: будь то заказчики, будь то работники».

В селе Волокославино, что под Кирилловом Вологодской области, действует мастерская по проектированию и изготовлению деревянных храмов и других изделий из дерева. В центре села стоит огромный храм Благовещения Пресвятой Богородицы. Точнее, его развалины: после того как пятипрестольный храм закрыли, здесь располагалась фабрика гармоней, потом, в 1964 году, она успешно загнулась, сгорела – сохранились лишь руины церкви, а из того, что сохранилось от ее колокольни, гадко выглядывают останки водонапорной башни, напоминающие трубу крематория.

Так что гармошек, когда-то знаменитых во всем Союзе, никто больше не делает: нет фабрики – нет гармошек. Но если нет храма, когда-то узурпированного фабрикой, это не значит, что никто не молится: метрах в ста находится неброское помещение, напоминающее цех. Тоже с трубой, но не такой отвратной, как в колокольне. Входить в помещение желательно только и исключительно по приглашению постояльцев – местная собачка уж точно шуток не понимает, да и взгляд у нее хоть и веселый, но голодный. А внутри – типичная такая рабочая мужицкая неприхотливая обстановка: здесь и живут, и работают, причем на совесть. Холостяцкие жилые помещения описывать неромантично: они скромны, подчас суровы, но для жилья кающихся холостяков вполне даже пригодные. Зато цеха прибраны – здесь и станки, и уйма всяких необходимых инструментов, и стружка, и бревна, и много всего другого интересного.

Отец Алексий показывает свои владенья, «обходит их дозором», коротко и вежливо здоровается с дежурным (остальные работники пока в отпуске), а заодно поясняет, почему тут именно такая вот холостяцкая обстановка:

«Да всё очень просто. Сюда приезжают или приходят на работу те мужики, кого, что называется, сильно побила жизнь, а кого и покалечила. И кто хочет, стремится вылечить нанесенные ею раны. Рубцы, конечно, остаются, но и в них есть польза: будут напоминать о прошлом, не таком уж радостном и безоблачном, а следовательно, и способствовать его преодолению. Разные здесь люди перебывали – кто-то задерживается надолго, кто-то, побыв пару недель или месяцев, поработав, уходит – мы ж насильно никого не держим. У большинства за спиной тюремный срок, но мы ж не считаем этих людей потерянными ни для общества, ни для Христа – совсем наоборот. Кстати, если уж на то пошло, то у большинства святых, начиная с апостолов и завершая новомучениками и исповедниками, земная “анкета” именно с таким вот, “портящим карьеру” пунктом. Но не будем вдаваться в прекраснодушие: часто наши постояльцы и работники оказывались за решеткой отнюдь не за проповедь Христа, так что шлейф тянется иногда за ними не самый веселый. Важно то, что они, мужики, хотят обрубить этот поганый “хвост” прошлого, хотят начать новую, настоящую, евангельскую жизнь, принося плоды, достойные своего покаяния, – ура, пожалуйста. Но если человек начинает пытаться ввести тут какие-то тюремные порядки и правила – никаких “ура”: вот те Бог – вот те порог. Одно дело – дисциплина, другое дело – тюремные порядки, а их мы не терпим.

Бывают и мужики, которых сильно потрепала семейная, так сказать, “жизнь”: развелись, потерялись, впали в уныние и т.д. – тоже хотят начать жить заново. Дай Бог. Хочешь помочь – вперед. Если руки к тому месту приделаны, то есть хорошая возможность заработать. Если так себе работник, то будь разнорабочим, ничего страшного. Только работай на совесть и не пей. Заказов у нас много, пожалуй, со всей России – здесь и работаем. Всей же стране храмы нужны, часовни, поклонные кресты. Так что работы у нас, сами понимаете, невпроворот».

Мы сидим в самом чистом месте «холостяцкой православной артели» – в келье отца Алексия, – он показывает фотографии сооруженных храмов, часовен, иконостасов:

– А это – уже история: эта часовня сгорела этим летом. Это на горе Мауре, откуда преподобный Кирилл Белозерский увидел указанное Богородицей место для сооружения монастыря. Какой-то добрый человек пошел искать деньги, которые по щелям там в полу, и – то ли спичкой зажигал, то ли свечкой, вот и поджег. Ну не очень умный был человек такой. Я присутствовал, когда она уже догорала.

    

– Придется восстанавливать?

– Не знаю, чем это закончится. Это – новомучеников Кирилловских часовня, где шесть человек расстреляно. Священномученик Варсонофий, преподобномученица Серафима, два крестьянина и два горожанина – все Кирилловские мученики.

    

– А это, я смотрю, уже жилые дома под заказ?

– Да, жить тоже надо, делаем всякие надворные постройки. Это – в Мяксе купол, это – на источнике чудотворном часовня. Это – Сямжа, крест, это – в Кондушах часовня, одна из последних, такая вот получилась часовенка, купол, выкружной карниз. Это – в Покровское привезли бочку на храм, на алтарь, как корабль. Это – в Сямже, я делал проект, а мостостроевцы мост делали и этот храм строили.

    

Это – Ермаково, храм, занимаемся уже много лет, сейчас там уже резьба довешивается, последнее довесили. Это – женская тюрьма в Вышнем Волочке, таких вот – четыре иконостаса: Белгород, Орел, Вышний Волочек и Устюжна. Престол, жертвенник. Это – в Ухтоме часовенка маленькая. Ухтома – это по дороге на Белозерск с Вашек. Это – часовня в Острове, это – на Цыпиной горе крест поклонный большой, это – поворот на Нило-Сорскую пустынь, поклонный крест, это киот в часовне. Сами видите, работы действительно много. Заказов на годы вперед.

Главный егерь подходит ко мне: «Батюшка, мы с ребятами решили часовню-то восстановить. Негоже, что такая красотища и гибнет на глазах»

– Отец Алексий, кто просит вас построить новый храм или отреставрировать старый, сделать проект?

– Самые разные люди, организации. Недавно соседи-охотники порадовали: в 30 км от Волокославино есть деревенька, а там часовенка деревянная, разрушенная вся, ветхая, крыша ввалилась. Главный егерь Валера Лисник подходит ко мне, говорит, мол, батюшка, так и так, мы с ребятами решили часовню-то восстановить. Негоже, мол, что такая красотища и гибнет на глазах. Давай, говорит, помоги, отец Алексий, посоветуй, что да как – сильно нам часовенку жалко.​ Ну, я консультирую их, вот сейчас нужно будет туда делать главку в завершение; обмеры этой часовни у меня были сделаны; главка старая, когда была начата реставрация, была привезена сюда в мастерскую, обмеры все есть, нужно будет делать такую, какой она была раньше. Егеря молодцы, работают, переживают.

– А бывают такие, как бы это помягче сказать, люди «с пальцами»? Мол, «вот те заказ – сделай мне красиво»?

– Конечно, сколько угодно! Хорошо еще, прежний архиерей говорил, что если новый храм через комиссию по церковным искусствам не прошел, то освящать не буду. Как сейчас будет – не знаю. Посмотрим, чем дело кончится. Профессионалы должны заниматься, хотя бы в качестве консультантов. Я сам священник, занимаюсь этим много лет, опыт есть, и я прекрасно вижу, что очень многие, заказывая в первый раз иконостас, храм, часовню, наступают по дороге на все грабли, на которые только можно наступить. Вообще на все. И кучи денег тратятся, и результат получают – «сапоги всмятку». А тут просто приезжаешь, и за один день общения живого разбираемся, договариваемся, исправляем ошибки. Допустим, какой-то проект на комиссии рассмотрели, и видим, что не тянет архитектор, ну, например, районный, – он светский, никогда не занимался церковными зданиями, специфики не знает. Приезжаешь с людьми прямо на место, посмотрел еще раз, обмеры какие-то сделал того, что они уже там наваяли, и вот из того, что есть, вычерчиваешь им совсем другой проект, уже к месту, к тем людям, к тем материалам, которые у них есть. Есть, например, куча таких-то бревен или брус столько-то на столько-то, вот из этого и надо делать, потому что ничего другого нет, а этого – завались, как гуталина, и под возможности людей, под их финансы, под тот материал, которые у них есть, и делаешь проект, прямо по месту подлаживаешь, работаешь – день-два с ними сидишь.

Архитектор сделал прекрасный проект храма деревянного, а они взяли и по тем же осям построили каменный – но это же совсем всё другое!

– Нервов уходит уйма, я так понимаю?

– Ну, иногда да. Чем высокопоставленней заказчик, чем ответственнее человек, тем сложнее бывает, иногда просто жуть. Москвич один приезжал: архитектор сделал прекрасный проект храма деревянного, а он взял и по тем же осям построил каменный – ну там же совсем всё другое, стилистика другая, можно было за эти деньги такую «вкусняшку» каменную сделать – сколько с ним потом бились… Иногда такие люди есть, которые просто упрутся, и надо им вот именно то, что им в голову пришло, наплевать им на вкус и историю. Ну, это тоже ведь традиция, увы, такая печальная, этих взаимоотношений, это же не порождение нашего времени.

А вот, например, случай замечательный: тоже москвич приехал, мужиков местных собрал, поставили они часовню, на кладбище, потом меня пригласили посмотреть, я вокруг часовни обошел, походил-посмотрел, сели мы на лавочку, я спрашиваю у него: «У вас как с чувством самомнения-то?» Говорит: «Всё в порядке, нормально».

– Так и спросили прямо?

– А что делать-то? Ты начни им пальцы загибать – а тебе по роже дадут! Начал объяснять: вот здесь ошибка, здесь, здесь… Везде, где можно, – везде ошиблись! Потом уже с ним общение пошло живое, скинули эту старую крышу, которую они сделали, поставили другую, и уже через какое-то время он рассказывает: «Батюшка походил вокруг часовни, посмотрел и спрашивает: “У вас как с чувством самомнения?” И я, говорит, понял: сейчас будут бить»! – вот это нормальное отношение! И всё, друзья сейчас, общаемся, и он помогает – живое, человеческое общение получается. А иногда бывают случаи, что упрутся…

– Ну то самое «сделай мне красиво!»

– Это еще ладно, полбеды. История везде одна и та же. Вот в одно село приехали. «Нам надо храм». – «Какой вам надо храм?» – «Да нам поменьше да чтоб подешевле был». – «Вот такой?» – «Да, вот такой!» – «А может, вот такой?» – «Да, можно такой». – «А может, такой?» – «О, точно, вот такой!» А у меня еще есть, развернул: такой, такой, такой… В конце нашли храм: ну всё, минимальный по затратам и всё такое. Начали строить. «А нам мало, нам еще алтарь надо!» – Так милые мои, где раньше-то были? Какой головой-то думали? В которую едят?

Большая часть объектов – это уже готовый интерьер, и ты стараешься в этот интерьер войти гармонично, чтобы это было не «со своим уставом»

– Можно сказать, что традиции нашей не присуще это стремление к помпезности?

– Когда как. Но в большинстве своем это так. Ведь большая часть объектов – это уже готовый интерьер, и ты стараешься в этот интерьер войти гармонично, чтобы это было не «со своим уставом». Я, когда начинаю проектировать и ввожу в старый храм иконостас, особенно если храм XVII–XVIII веков, то начинаю его обмерять или беру чертежи обмерные, ищу цифры, с помощью которых строился этот храм, и теми же пропорциями, соотношениями, которыми построен храм, – теми же пропорциями строю и иконостас – ими же работаю. Там собирается масса факторов – то, что должно быть, чего ни в коем случае быть не должно, – всё это компонуется, и этот иконостас, он так вот выкристаллизовывается.

– Но храм в стиле «рококо» будет требовать другого иконостаса, нежели храм, например, новгородский?

– Конечно. Плюс к этому, что и плохо, у нас сейчас в большинстве случаев заказчиком-то является настоятель или спонсор какой-нибудь, а у него, допустим, лежал под подушкой томик Тона, архитектора храма Христа Спасителя, вот он этим Тоном заболел – он им и думает. Или увидел какой-нибудь храм или иконостас – вот ему такой и надо, а он туда как корове седло.

А бывает, когда работа идет на удивление легко и радостно. Вот, например, в одном вологодском храме, рассмотрев все иконы, какие есть там в запасниках, из старых иконостасов других, закрытых церквей, собрали вообще на весь иконостас! Уникальная совершенно получилась работа. Вот то – лучший случай, когда можно совместить и старое письмо, и немножко нового, и интерьер, – это сложные и интересные задачи.

    

– Если я правильно понимаю, вы настаиваете на воспитании вкуса у заказчика?

– Обязательно! Раньше в Вологодской епархии какой-то уровень комиссии по церковным искусствам был набран и рекомендации комиссии последнее время как-то соблюдались; не знаю, сейчас какая будет политика и как решения будут приниматься. Ведь вместе с рукоположением священнику не дается, например, знание иностранных языков, чувство такта или знание архитектуры, истории искусств или еще чего-то. А батюшки ведь молодые, поэтому уровень-то, можно сказать, не очень высокий, они приедут, год-два послужат и мнят о себе не весть что, что они все науки превзошли, – отсюда и трудности. Даже курьезы бывают. Например, с китайцами здорово однажды получилось, хоть плачь. В одном храме староста заказал праздничные иконы, а там полы на первом этаже китайцы делали трудолюбивые. Не знаю, куда он хотел иконы: то ли в паруса поставить, то ли по стенам повесть, – а они большие, метра под три, наверное, диаметром. А поскольку праздничная икона-то маленькая, стали ее увеличивать – а там качество другое совершенно. И китайцы решили, видимо, заново их написать. Ну, и там все персонажи праздничные, все, конечно, с узкими глазами соответственно, поскольку китайцы не понимают само богословие иконы, того, что там изображено… Допустим, у Спасителя нимб – он же крестчатый, и буквы, а они просто поделили на сектора и точечки поставили, ну и так далее. Я посмотрел – там цвета такие открытые, вырви глаз. Он развернул, показал, я говорю: «Володя, ты кому-нибудь показывал?» Он говорит: «Нет, никому». – «Слушай, сверни их и больше никому не показывай! Убери их куда-нибудь подальше».

– Вернусь всё-таки к скромности наших русских церквей. Мне кажется, что основное из того, что вы показываете, – в иконостасах, в часовнях, в храмах, в иконах в том числе, – скромно как-то всё.

– Традиция. Традиция и плюс здесь надо знать способности заказчика – финансовые способности – и стараться минимумом затрат максимума эффекта добиться.

Или еще из глупостей: ставят храмик какой-нибудь, какую-нибудь часовенку убогонькую, а потом – каменный забор, из которого можно было целый каменный храм построить.

    

Или – из радостей. Вот в Белом Ручье, директор белоручейского леспромхоза, Лысанов, под 80 лет, старый такой коммунист, но человек, который прекрасно всё соображает. Взяли на себя всю «социалку» практически. Отца Матфея Тараканова назначают в Вытегру, недалеко от того поселка. Мы пошли с отцом Андреем Пылевым, сейчас покойничком, к главе администрации Вытегорского района, спрашиваем: «Вот, молодой священник, с образованием педагогическим, дети, способный, надо жилье». Тот: «Мол, ничего у нас нет, туда сходите, сюда сходите»… Посмотрели – там всё несерьезно. Махнули рукой, поехали к Лысанову. Приходим к нему: так, мол, и так, владыка назначает нового священника в Вытегру, он служить будет там, а жить будет здесь, у вас, в Белом Ручье. Лысанов сидел секунд пять, думал, думал… «Хорошо, – говорит, – мы ему дом построим».

– Старый коммунист?

– Старый коммунист! Который прекрасно понимает, что у него рядом федеральная трасса, у него две с половиной тысячи мужиков, в основном молодые, криминогенная обстановка ниже плинтуса, постоянные убийства, чуть ли не каждую неделю: мужики здоровые, молодые, пьют… и работают. Ну, дом-то построить – год-два, а он может через две недели приехать! Опять думал, думал: «Так, пусть приезжает, у нас вон дом стоит, мы его быстренько за три дня в порядок приведем, косметический ремонтик сделаем – пусть живет, пожалуйста!» Всё! А будет батюшка жить – так и храм надо. «И храм построим!» Храм уже стоит. Отец Матфей живет в большом двухэтажном доме.

– С детьми? У него вроде четверо?

– Пять: четыре сыночка и лапочка-дочка, недавно родилась.

– С появлением храма и отца Матфея там меньше стало криминала?

– Это надо спрашивать, статистикой кто занимается. Я думаю, что меньше, потому что прекрасно начальник понимал, что священника можно в любой момент «дёрнуть» в школу, в детский сад, к себе куда-то, и будет он жить здесь, пусть и служит он в Вытегре. Всё, уже служба пошла, в новом храме. А храм надо такой, чтоб люди проезжали и головы сворачивали, глядя на него. Лысанов говорит: «Вот, такой и будем строить»!

Храм – это же не времянка! Начал проектировать, заниматься. Сейчас вот уже надо и школу воскресную, хотя есть нижний подклет, объем, ну, всё равно, молодцы, что сделали, там сто метров подклета, трапезная у них, и библиотека, и школа воскресная.

Три метра высота потолков там в подклете. Сейчас уже думают о том, что надо строить здание рядом. Молодцы, жизнь! А иногда, в другом месте: вот не идет – и всё! Не идёт, ну что ты будешь делать! Да людям-то особо не надо…

Церковь – не времянка, а Тот, Кто там, – не временщик какой-нибудь, а Предвечный Бог. Нам бы еще об этом помнить всегда

– А странно получается: старый коммунист, а столько добра для Церкви сделал…

– Да ничего странного. Он старый человек, старой закалки, он думает не только о деньгах своих, он думает еще о людях. Понимает, я думаю, что церковь – не времянка, а Тот, Кто там, – не временщик какой-нибудь, а Предвечный Бог. Нам бы еще об этом помнить всегда. Так и получается, что иногда христианам, я имею в виду номинальных, «как бы православных», приходится часто у коммунистов учиться, если те, конечно, честные. Парадокс!

– Планов, как я понимаю, у вас и вашей мастерской много?

– Так и есть. России нужны церкви. Но, строя храмы, возводя кресты, следует всегда помнить: Бог не в бревнах, а в ребрах. За «ребра» и боремся, и молимся – только тогда станем достойным народом, когда Бог будет у каждого в сердце, – вот для этого нужны храмы.