Жертвы «чёрного октября»

К 20-летию трагических событий. 2 часть …

1 часть 

4 и 5 октября трупы из Дома Советов вывозились в крытых грузовиках. В целях сокрытия подлинного числа погибших и тайного вывоза трупов ввели строжайший режим допуска в здание. Внутрь практически не пропускали никого. Объясняли это тем, что всё заминировано. Как свидетельствует офицер МВД, в ночь с 4 на 5 октября переносили и складировали трупы омоновцы. В подвальное помещение, куда снаружи есть подъезды по пандусу, въезжали крытые фургоны. Перед загрузкой автомобилей производился беглый осмотр одежды погибших на предмет обнаружения оружия и боеприпасов. Трупы не подвергались дактилоскопии или фотографированию. Обнаруженные при покойных документы клали в специально отведённое место, где их просматривали люди в штатском (не из МВД) и забирали с собой[1].

По данным правозащитника Евгения Владимировича Юрченко трупы вывозили на трёх грузовиках военного типа[2]. Но по информации журналистов «АиФ» тела убитых вывозили восемь специально выделенных для этой цели грузовиков[3]. В беседе с защитником Верховного Совета Геннадием Михайловичем Мариевым его коллега по работе, бывший военнослужащий, признал, что на военных грузовиках из Дома Советов вывозили трупы, и что он находился за рулём одного из тех грузовиков. На вопрос Г.М.Мариева: «Сколько вынесли тел погибших и куда их вывезли», - бывший военнослужащий не смог ответить. Только сказал: «Нам не разрешали смотреть, сколько загружают трупов». Как уверял невольный шофёр, в перерыве между рейсами он зашёл в кабинет на первом этаже. Кабинет до уровня подоконника был завален изъятыми документами (паспорта, удостоверения).

Не исключено, что часть тел погибших вынесли через выход, ведущий из подвала двухэтажного здания, что рядом с Белым домом, в туннель метрополитена между станциями «Киевская» и «Краснопресненская», а потом погрузили в товарные вагоны и вывези за город. Об этом, например, упоминал в «Независимой газете» офицер внутренних войск[4]. 7 октября 1993 года от 21 ч. 30 мин. до 22 ч. милиция несколько раз освобождала от пассажиров перрон станции метро «Краснопресненская». К перрону подходил состав и стоял там минут 10. У дверей в подсобные помещения метрополитена стояли люди в камуфляжной форме с автоматами[5].

Галина Михайловна рассказала, что ее муж, военнослужащий, вскоре после расстрела Белого Дома видел на железной дороге товарный состав. Причем начальные и последние вагоны состава были загружены тем, что обычно перевозится в товарняках. А четыре срединных вагона заполнены трупами. Трупов было много, они лежали штабелями.

Разбор завалов на верхних этажах продолжался несколько дней. «Верхние этажи «стакана», начиная с двенадцатого этажа, были ещё несколько дней недоступны нам, - вспоминали турецкие рабочие. - Там работали какие-то военные, которых привозили в закрытых автобусах. Для них от вспомогательного силового кабеля был запущен один из грузовых лифтов. В подвальный этаж, куда он курсировал сверху, нам вход также был запрещён. И лишь спустя почти четыре дня, по-моему, десятого или одиннадцатого октября, мы впервые попали в эту часть Дома Советов. Лифт уже не работал, и было видно, что его торопливо замывали водой. Но, несмотря на это, было заметно, все щели на полу забиты кровью. И в нём очень стойко пахло трупами»[6].

По свидетельству отставного майора МВД П.Артеменко, три ночи - с пятого на шестое, с шестого на седьмое, с седьмого на восьмое октября - его дочь наблюдала в театральный бинокль на Москве-реке суда с широким остовом, возможно, баржи и теплоход, в которые из здания Дома Советов военные что-то переносили в мешках и на широких полотнищах[7].

Двое сотрудников МВД говорили С.Н. Бабурину о баржах на Москве-реке, на которых вывозились тела погибших в Белом доме. Вот что рассказал Сергей Николаевич: «Я встретился с моим бывшим коллегой, и он мне сказал: «А ведь была ситуация, когда мы оказались по разные стороны баррикад». Я спрашиваю: «В каком смысле?». Отвечает: «В 93 году, служа во внутренних войсках, я участвовал в штурме Верховного Совета». И, помолчав, добавил, что после штурма ему было поручено контролировать загрузку барж телами погибших. Только во время его дежурства была загружена одна баржа. Другую готовились загружать. У меня нет оснований сомневаться в рассказе этого человека»[8].

А.А.Лапин установил, что баржи три ночи подряд уплывали от разгромленного Дома Советов вверх по Москве-реке[9]. Об отправке трупов на баржах по Москве-реке рассказала в середине октября 1993 года и газета «Ступени» (Москва). Через некоторое время газета закрылась[10]. Речник Владимир Иванович Коршунов рассказал автору этих строк, что его коллега Валерий Реутов, в 1993 году капитан небольшого судна Западного порта, избил при участии товарищей по команде судна экипаж баржи, на которой переправлялись трупы от Дома Советов.

По свидетельству очевидцев, к Белому дому подъезжали громадные автоцистерны. Есть основания предполагать, что в здание завозили кислоту, которая уничтожает останки до костей[11]. В Белом доме что-то жгли, 6 октября из окон первого этажа валил дым[12].

Рядом с Белым домом расположен детский парк. После снятия оцепления в парке обнаружили свежие ямы, присыпанные песком и листвой. Вспоминает журналист Александр Трушин: «Вооружившись обломком стула, я попробовал разрыть листву. Тут же ко мне приблизились два «дворника» с заострёнными лыжными палками, какими обычно подбирают мусор. Я до сих пор не видел, чтобы у нас дворники парами прогуливались по аллеям. «Не надо здесь копать, - внушительно было сказано мне. - Не надо, и всё». Два дня спустя я узнал, что в этих ямах были найдены обгорелые части мужской, женской и детской одежды, фрагменты пожелтевших костей неопределённого вида. Один из криминалистов, которому я показывал фрагмент кости, допускает, что такой вид она могла принять в результате обработки человеческих останков кислотой»[13].

Проблема уничтожения и сокрытия останков погибших властью была решена. После 4 октября состоялось совещание директоров похоронных учреждений, где от них потребовали жесткого подчинения приказам «сверху»[14]. На вопрос журналиста: «Будут ли братские могилы?» - заместитель генерального директора Московского предприятия специализированного обслуживания населения «Ритуал» В.А.Тиганов заявил: «Если трупы не будут опознаны»[15]. В администрации Хованского кладбища в первые дни после трагедии корреспонденту ИТАР-ТАСС сообщили, что все неопознанные жертвы будут скорее всего кремированы[16].

Спустя неделю после расстрела Белого дома один из основателей общества «Мемориал» школьный преподаватель математики Евгений Владимирович Юрченко вместе с Олегом Орловым обошли кладбища Москвы и ближнего Подмосковья. Расследование началось с телефонного звонка в «Мемориал» женщины, которая хоронила сестру на Хованском кладбище. Она утверждала, что слышала разговоры кладбищенских рабочих о том, что на грузовиках доставляли неопознанные трупы.

Исследователям удалось установить, что в крематориях Николо-Архангельского и Хованского кладбищ сжигались трупы защитников парламента. В ночь с 5-го на 6-е, с 6-го на 7-е и с 7-го на 8-е октября туда прибывали машины, не принадлежавшие фирмам по ритуальным услугам, и доставляли трупы для кремации. Служащая Хованского кладбища разрешила им переписать из журнала регистрации данные по доставленным для сожжения в крематорий кладбища трупам неизвестных лиц. Например, на машине, номер такой-то, привезли 19 трупов: три женщины, остальные мужчины. В Николо-Архангельский крематорий первую партию погибших привезли в полиэтиленовых мешках, остальные трупы доставлялись в фанерных ящиках. Кремация проводилась без обычного оформления документов. По репликам и в ходе расспросов тех, кто привозил трупы, рабочие смогли понять, что это были тела убитых в Белом Доме. Примечательно, что в 2008 году рабочие Николо-Архангельского кладбища в приватной беседе со своим сослуживцем, защитником Верховного совета, подтвердили факт тайной кремации трупов после расстрела Дома Советов. Трупы кремировали и хоронили, не разбирая.

На вопрос, сколько же их было, рабочие давали разные ответы, от просто «много» до числа в 300-400 человек (в Николо-Архангельском крематории). Сотрудница Хованского крематория вела точную статистику: в ночь с 5-го на 6-е - 58 трупов, в ночь с 7-го на 8-е - 27, в ночь с 8-го на 9-е - 9. Нижняя оценка по двум крематориям, учитывая их мощность и внеплановый характер работы, составляла около 200 кремаций, высшая - около 500[17].

В крематории Митинского кладбища, в котором, как предполагал Юрченко, тоже сжигались трупы из Дома Советов, правозащитникам не удалось получить необходимую информацию. «Уже установили слежку за нашими розысками, - вспоминал он, - и подвергли сильному давлению работников посещаемых нами крематориев. Служащие Митинского кладбища сказали нам: «Начальство строжайше запретило с вами разговаривать». Так наше расследование оказалось незавершённым»[18]. Однако журналистам газеты «Ступени» удалось выяснить, что трупы из Белого дома свозились в Митинский крематорий, который работал несколько суток в три смены[19].

Когда Юрченко и Орлов через несколько дней снова посетили Хованское кладбище, сотрудница, ведавшая журналом регистрации, воскликнула: «Нет, нет, больше ничего не могу сказать!» Юрченко начали угрожать люди в штатском: «Вас мы не тронем, но ведь у вас дочка подрастает»[20]. Евгений Владимирович пережил не одну бессонную ночь. Какие-то люди ночью во дворе дома перевернули его машину. В другой раз в машину во время одной из поездок выстрелили из мимо проезжавшей «Волги».

В итоге по журналам регистрации Юрченко документально может подтвердить гибель приблизительно ста человек. Эти данные он и озвучил 30 сентября 1994 года на проходившей в Доме медиков научно-практической конференции «Год после путча». «По моим оценкам, - говорил Юрченко, - минимальная документированная цифра - это 250 погибших, наиболее вероятная - 500-600 погибших»[21]. Кто-то из присутствующих на конференции опубликовал в печати несколько искажённые цифры о том, что, по данным Юрченко, на сентябрь 1994 года общее число погибших (доказан факт исчезновения и найдены свидетели гибели) составляло 829 человек [22]. Евгений Владимирович в личной беседе с автором этих строк уточнил, что такого числа погибших он не называл.

В официальной справке указано, что с января по сентябрь 1993 года более 7 тысяч трупов в Москве кремировано за счёт государства. Это неопознанные тела, тела одиноких людей или тех, чьи родственники не смогли оплатить похороны. Кремацией таких трупов занимались фирмы ритуальных услуг «Олмец», «Анубис» и «Гранит»[23]. Марату Мазитовичу Мусину (публиковался под псевдонимом Иван Иванов) удалось ознакомиться ещё с одной справкой, подписанной заместителем прокурора города Москвы и заместителем министра внутренних дел. В ней упоминалось более 2200 неопознанных трупов, кремированных за 12 месяцев 1993 года в столице[24]. Впрочем, возможно, это вполне официальная цифра. Подполковник милиции сообщил Александру Павловичу Репетову, что в начале 1990-х годов в «обычные» месяцы по статистке, предоставляемой в МВД, за месяц в московских крематориях сжигали до 200 невостребованных трупов. Но за октябрь 1993 года дали цифру на 1500 больше.

Кроме того установлено, что некоторые останки погибших защитников парламента захоронены на военном полигоне около Климовска Подольского района Московской области[25]. Примечательно, что приблизительно в то же самое время в климовском морге решили избавиться от более тридцати невостребованных трупов. Вырыли траншею около мусорной свалки, закопали там останки и выровняли землю бульдозером. В число захороненных попало и тело начальника отдела администрации президента России. Этот человек ещё 21 июля 1993 года был сбит машиной в области и с тех пор считался пропавшим без вести. В ноябре-декабре того же года в центральной печати появились сообщения о данном происшествии с намёком на то, что почвой для слухов о тайных захоронениях в Климовске послужил лишь инцидент с избавлением от невостребованных трупов в местном морге[26]. Остаётся только догадываться, что это - только случайное совпадение или тактический манёвр с целью отвлечения внимания от подлинного места захоронения жертв октябрьской трагедии на военном полигоне.

Профессор В.Д.Филимонов принимал участие в работе созданной, но вскоре распущенной в связи с амнистией в феврале 1994 года, Комиссии Государственной Думы по расследованию событий 21 сентября - 4 октября. По его данным, большое число трупов, вывезенных из Дома Советов и со стадиона «Асмарал», захоронили на территории воинских частей. К тому же в комиссию начали поступать материалы о страшных преступлениях при штурме Белого дома: о расстрелах в упор безоружных людей, о групповых изнасилованиях женщин и т.д.[27].

Если погибших действительно так много, то возникает вопрос: почему же их не разыскивали родные и близкие? А если и разыскивали, то когда и как? «Даже если и мы что-то прошляпили, - заявил бывший следователь Генпрокуратуры Л.Г.Прошкин, - то просто по здравому смыслу не могло такое количество людей исчезнуть бесследно. Ведь у большинства же есть родственники, жёны, дети»[28]. По словам Прошкина, в первую годовщину событий следователи прокуратуры переписали все фамилии, указанные в списках вахты памяти. Многих им удалось найти живыми[29]. «В каждый из 89 субъектов РФ мы отправили поручение с просьбой предоставить сведения обо всех пропавших без вести, - уточнял руководитель следственной группы Сергей Алексеевич Аристов. - На конечном этапе осталось всего две сомнительные «пропажи»: старушка семидесяти восьми лет и тринадцатилетний подросток. Куда они делись, мы так и не выяснили»[30]. Но по утверждению председателя парламентской комиссии по дополнительному изучению и анализу событий сентября - октября 1993 года в Москве Т.А.Астраханкиной, следствие Генпрокуратуры «проходило под сильнейшим давлением и в известной мере под контролем заинтересованных должностных лиц и ведомств». Особую роль сыграло МВД[31]. Остановимся на проблеме поиска людей, пропавших без вести, подробнее.

С 12 ч. дня 6 октября 1993 года в ГМУМ начал работать импровизированный информационный центр, куда стекалась информация из московских моргов и больниц о зарегистрированных раненных и погибших. Объявили и справочный круглосуточный телефон - всего лишь один, по которому можно было узнать, нет ли среди уже известных погибших и раненых тогоили иного человека. Телефон звонил, не смолкая. Звонили как из Москвы, так и из других городов России. Но, например, за один из первых дней работы сотрудники центра смогли дать информацию только по пяти разыскиваемым. Чаще отвечали, что «нет этой фамилии в наших списках, но наши данные ещё не полные, попробуйте позвонить завтра». Или успокаивали звонивших следующим образом: «Вашего сына в наших списках нет. Может быть, он не пострадал, позвоните завтра»[32]. Вместе с тем в ГМУМе заявили, что никаких других телефонов, по которым можно получить информацию о пострадавших в трагических событиях в Москве, не существует, и что никакой статистической обработки данных центр вести не будет[33].

Как сообщили журналистам газеты «Комсомольская правда» сотрудники моргов Москвы, многие люди не смогли найти и опознать своих близких[34]. У стены стадиона «Асмарал» разместился пункт помощи в розыске погибших. Подходили люди и спрашивали: «Где ж теперь искать, если и домой не вернулся, и в моргах не найден. Где искать-то?»[35].

Можно было, конечно, подать заявление в отделение милиции. Евгений Николаевич Песков, отец погибшего 4 октября около Дома Советов Юры Пескова, 6 октября попытался подать заявление на розыск сына в московское отделение милиции N167, но, увидев невменяемое состояние сотрудников милиции, вынужден был уйти[36]. У родственников Михаила Михайловича Челышева в милиции долго отказывались принимать заявление: «Это ваши проблемы, ищите сами»[37]. Маме погибшего Сергея Новокаса в милиции говорили: «Что вы сюда ходите? Вот растает снег, и тогда труп найдём»[38].

По приказу из ГУВД Москвы столичные отделения милиции категорически отказывались принимать заявления и предоставлять какие-либо сведения родственникам пропавших без вести из других регионов[39]. Е.В.Юрченко рассказывал о том, как родственники пропавших без вести иногородних не могли получить сведений в отделениях милиции Москвы. Им предлагали подавать заявления по месту жительства[40].

Недалеко от Белого дома на дереве прикрепили список пропавших без вести[41]. Приблизительно через месяц после трагических событий в редакции газеты «Правда» открыли «линию памяти». Звонили люди из Москвы, из других регионов России, из бывших союзных республик. Пытались что-нибудь узнать о своих одиноких друзьях, знакомых, соседях, дальних родственниках[42]. На пресс-конференции 11 марта 1994 года сопредседатель Союза русского народа Владимир Павлович Бирюлин заявил, что после публикаций в центральных газетах пришло много писем от людей, потерявших своих родных - жителей различных регионов. По данным Бирюлина, на март 1994 года не менее 100 человек в Москве разыскивали своих родственников, пропавших без вести в те кровавые дни[43].

Правозащитник Виктор Валентинович Коган-Ясный, вместе с Евгением Владимировичем Юрченко принимавший участие в установлении имён людей, пропавших без вести после штурма Дома Советов, свидетельствует: «И в семьях тех, кто погиб в те страшные сутки, но не попал в список из менее чем двухсот человек, нам по-прежнему будут говорить: «Только не пишите об этом, у нас ещё другие дети остались...»[44]. Е.В.Юрченко и В.В.Когану-Ясному удалось выяснить несколько адресов во Владимирской, Новгородской и других областях, по которым проживали люди, уехавшие в дни противостояния к Белому дому. После кровавой развязки те люди исчезли[45]. Например, по данным правозащитников, из города Владимира на защиту Верховного Совета ездили две или три организованных группы. В одной из них было 32 человека, четверо из которых погибли, но, ни один не попал в официальный список убитых[46].

Пропали без вести и несколько ребят из Алушты, приезжавшие защищать Дом Советов. Несколько лет назад в Крестовоздвиженскую часовню, установленную в 1996 году вблизи Белого дома, пришли люди из провинции и сообщили о троих земляках, приезжавших на защиту парламента и пропавших без вести.

По словам защитника Дома Советов из 2 казачьего батальона, повар из их отряда после 4 октября 1993 года пропал без вести. Другой защитник парламента говорил мне о том, что в их отряде не досчитались как минимум пяти человек. Капитан 2 ранга Юрий Тихонович Рязанов свидетельствует, что из их группы пропал старший лейтенант Аркадий. К полковнику Владимиру Михайловичу Усову, руководителю Московского регионального отделения Союза офицеров, на мероприятиях подходили люди и называли имена пропавших без вести, но информация не фиксировалась.

В 2003 году автор этих строк случайно узнал от коллеги по работе о судьбе двух жителей деревни Минино Угранского района Смоленской области. Воронов Николай Романович и Плешкевич Игорь Данилович поехали на защиту Верховного Совета и пропали без вести. Первым в Москву уехал Воронов, потом - Плешкевич. Местные говорили: «Куда один поехал, туда и другой». Они были одинокие люди, и, естественно, их никто не искал. В том же году на десятилетие октябрьской трагедии после Панихиды к поклонному Кресту подошли две женщины, видимо вдовы пропавших без вести, начали говорить: «На кого же вы нас покинули? Мы даже не знаем, где ваша могила».

В ноябре 2008 года мне рассказали о судьбе москвича, ветерана Великой Отечественной войны. Осенью 1993 года он находился на даче по Белорусскому направлению, в дни кровавой развязки поехал в Москву получать пенсию и пропал без вести. В милиции лишь развели руками. Родственникам оставалось только догадываться, что с ним произошло. В сентябре 2009 года сообщили ещё о судьбах двух москвичей. Санитары Вячеслав Бобков и Андрей Инин пропали без вести в те кровавые дни.

В центре Москвы в доме на улице Гиляровского живёт одинокая пожилая женщина, Зинаида Алексеевна. У неё был сын, Баринов Константин Александрович 1960 года рождения. Константин окончил Мытищинский машиностроительный техникум, работал фрезеровщиком на заводе, хорошо рисовал. Когда в 1980 году вернулся из армии, произнёс загадочные слова: «Мама, я проживу 33 года». 13 июля 1993 года ему исполнилось 33 года. 26 сентября 1993 года ушёл на защиту Белого дома и после кровавой развязки пропал без вести. Зинаида Алексеевна обратилась в милицию, плакала, просила помочь что-либо узнать о сыне. Сотрудники милиции, улыбаясь, взяли паспорт Константина, и на этом всё закончилось. Только совсем недавно в конце 2011 года мать решилась рассказать о судьбе сына соседке по дому.

Несмотря на то, что в основном погибли люди, не состоявшие ни в каких общественно-политических организациях, потери таких объединений, принимавших активное участие в осеннем противостоянии 1993 года, несомненно, были немалыми. Когда у Белого дома установили Крестовоздвиженскую часовню, туда стали приходить люди, в том числе от разных патриотических организаций. Они называли имена пропавших без вести, но, как правило, не оставляли обратных координат. Имена записывались по православной традиции (без фамилий и прочей информации). Всего в списке набралось около пятидесяти имён погибших и пропавших без вести. Список не сохранился.

По оперативным данным МВД, в здании осаждённого парламента находилось 30 человек, прибывших из Приднестровья с огнестрельным оружием[47]. Вместе с тем, посольство Молдовы в Москве сделало заявление, что Белый дом защищали 150 приднестровских солдат и офицеров[48]. Е.В.Юрченко встречал в здании осаждённого парламента многих знакомых приднестровцев. «Например, только один отряд приднестровцев, с которым я столкнулся, - вспоминал он, - был около 30 человек. А вообще-то, как рассказывают, их было значительно больше. И судя по наградным материалам, опубликованным в приднестровских газетах, многие из них погибли. В официальном же списке ни одного приднестровца нет»[49]. Однако по признанию бывшего первого заместителя министра безопасности С.В.Степашина, «погибли волонтёры, которые приезжали в Белый дом из Приднестровья, ещё откуда-то»[50].

По информации Л.Г. Прошкина, приднестровцам удалось вывезти тела нескольких погибших на родину[51]. Однако подавляющее большинство погибших оказалось в числе пропавших без вести. Несколько десятков женщин из Приднестровья после 4 октября выехали в Москву на поиски своих мужей[52].

Алевтина Александровна Маркелова 6 октября 1993 года дежурила на Дружинниковской улице. К Маркеловой подошёл мужчина, державший в руках большой портфель. Он сказал, что в детском парке (недалеко от того места, где позже установлена Крествоздвиженская часовня) из груды пепла ему удалось вытащить документы, сохранившиеся при сжигании одежды расстрелянных защитников Верховного совета. Алевтина Александровна направила того человека в Международный фонд славянской письменности и культуры, при котором действовал Общественный комитет по погребению убиенных. Руководитель фонда скульптор В.М.Клыков собрал журналистов, которые пересняли разложенные на столе удостоверения, найденные среди пепла от сожженной одежды. Присутствовавшая на пресс-конференции Елена Васильевна Русакова утверждала, что, по словам Клыкова, в том портфеле оказалось много удостоверений приднестровцев.

Участники и очевидцы трагических событий свидетельствуют о гибели конкретных людей, чьи имена тоже не значатся в официальном списке жертв. Около Белого дома во время противостояния установили деревянный крест, у которого, сменяя друг друга, молились священники. По словам геолога Константина Скрипко, во время утренней атаки 4 октября за крестом возле костра сидел молодой человек - Георгий. Его срезал пулемётным огнём БТР[53]. В дни блокады у креста молились женщины провинциального вида в платочках. Марат Мазитович Мусин, вырвавшись из здания парламента в разгар штурма, видел на месте молебна расстрелянных людей[54].

В начале штурма убили шестнадцатилетнюю девушку из шестого отряда[55]. На площади перед двадцатым подъездом прошили очередью Алексея из Тулы[56]. Около 11 ч. утра с улицы усилился обстрел первого этажа. «Ни на миг не останавливаясь под этим шквальным огнём, - вспоминала врач-доброволец, - мы стали перетаскивать раненых на другую сторону цокольного коридора, в комнаты, где было потише. Одного из нас, врача, тут же убило выстрелом в спину. Звали его Сергей. Хирург-реаниматор, отличный профессионал, добровольно пришедший к нам со своей бригадой из двух человек»[57]. Свидетельствует генерал-майор милиции в отставке В.С. Овчинский: «Там погиб Гриша Файнберг, одноклассник моей дочери, который жил в соседнем доме на Красной Пресне. Он пришёл туда и принёс еду защитникам Белого дома. Он был убит выстрелом в голову во время штурма Белого дома, а ему было только 16 лет»[58].

Первое время считалось, что утром 4 октября у Дома Советов погиб иерей Виктор (Заика) из города Сумы. Но, слава Богу, отец Виктор, который тогда жил на Украине, остался жив. Через несколько месяцев он пришёл в редакцию газеты «Завтра» и рассказал о себе[59]. Батюшка и его духовные чада в последующие годы приезжали в Москву на панихиды у Белого дома.

Всё было бы хорошо... Но гибель священника видели, по меньшей мере, троё: ветеран Великой Отечественной войны А.С.Дядченко, певица Т.И.Картинцева, депутат А.М.Леонтьев. Свидетельствует Т.И.Картинцева: «Видела от восьмого подъезда, как подъехали БТРы, на них в чёрных кожаных куртках парни с длинными стволами. Один из БТРов развернулся, направил свою пушку и стал палить по бункеру. А там же, за бункером, парк, люди ходят. Ещё был иконостас. Из бункера вышел священник с иконой, отец Виктор, я же это видела, и БТР его в упор расстрелял и проехался по нему»[60]. В личной беседе Тамара Ильинична уточнила, что священник пошёл навстречу БТРу в сторону Дружинниковской улицы. Момент расстрела она пропустила, но заметила, как БТР проехался по упавшему священнику. Вот что рассказал ветеран Великой Отечественной войны Алексей Сидорович Дядченко: «Среди нас был священник, наивная душа, который, пытаясь остановить кровопролитие, выбежал навстречу бэтээрам, подняв икону над головой. Его убили, расстреляв из пулемёта»[61]. Вспоминает депутат А.М.Леонтьев: «Навстречу БТР выбежал священник отец Виктор с иконой в руках, подняв её высоко над головой, и начал кричать: «Изверги! Изверги! Прекратите убийство». Пытался остановить БТР, но крупнокалиберный пулемёт прошил его насквозь, и он упал замертво»[62]. Свидетелями гибели какого священника стали Картинцева, Дядченко и Леонтьев? К сожалению, пока на этот вопрос нет ответа.

Мне удалось поговорить с жителем одного из домов, примыкающих к стадиону «Красная Пресня». Он рассказал, что утром 5 октября принимал участие в перетаскивании трупов. Среди погибших оказалось и тело расстрелянного священника.

Положение несколько прояснила Нина Константиновна Кочубей. Во время блокады Дома Советов Нина Константиновна видела иерея Виктора (Заику) из города Сумы. Однажды она проходила мимо другого священника и услышала, как обратилась к нему подошедшая женщина: «Отец Виктор». Кочубей возразила той женщине: «Это не отец Виктор». На что ей ответили, что это другой отец Виктор. Через некоторое время после трагических событий Нина Константиновна узнала от православных женщин, что тот другой батюшка Виктор погиб.

А.Залесский характеризовал оставшегося в живых батюшку Виктора (Заику) следующим образом: «Больше всех мне запомнился худощавый, аскетического вида священник. На вид ему 25-30. С густой бородой и длинными волосами... Приехал, как он сам рассказывал, с Украины. Молится, проповедует, беседует, ободряет. И сейчас как будто вижу перед собой его высокую чёрную фигуру во главе крестного хода. За ним идут пять или шесть старушек, его неизменных спутниц, с иконами, усердно поющих. А дальше уже кто придётся - сегодня одни, завтра другие»[63].

После Панихиды 4 октября 2012 года мне удалось поговорить с подполковником Борисом Александровичем Оришевым. В блокадные дни он спросил одного из священников: «Почему тот здесь? Умирать в бою - долг военного. Что же он, как священник, может сделать?». На что батюшка ответил: «Я здесь, чтобы остановить кровопролитие. Если возникнет угроза кровопролития, возьму икону и выйду навстречу войскам». По словам Бориса Александровича, священник был средних лет, нормального телосложения.

Светлана Вольская 12 октября 1993 года записала в своём дневнике: «У батюшкиной символической могилы большая икона, вдоль которой течёт ручей настоящей крови. Все эти дни было сухо, сегодня - первый дождливый день, вот и потекла запекшаяся на земле кровь. Но это - «научное» объяснение, верующие же верят - это кровь праведника вопиет на девятый день»[64].

В дни противостояния у Белого дома постоянно находились православные священники: служили молебны, совершали крестные ходы. К ним примкнули многие верующие, в том числе из других городов[65]. Журналист А. Колпаков вечером 3 октября встретил у здания парламента пятерых священников[66].

Сколько же всего человеческих жизней унесла октябрьская трагедия? Автор фильма «Чёрный октябрь Белого дома» Евгений Кириченко записал на диктофон показания кадровых военных, которые защищали Дом Советов. Они уверяли, что у компетентных органов существует список погибших, где поимённо названо 978 человек (по другим данным - 981). Повторить информацию о поимённом списке погибших «на камеру» те военные отказались.

Три различных источника (в Министерстве обороны, Министерстве безопасности, Совмине) сообщили корреспондентам «Новой ежедневной газеты» о справке, подготовленной только для высших должностных лиц России. В справке, подписанной тремя силовыми министрами, указывалось число погибших - 948 человек (по другим данным - 1052). По сообщению информаторов, сначала была лишь справка МБ, направленная В.С.Черномырдину. Затем последовало указание сделать сводный документ всех трёх министерств[67]. Информация была подтверждена и бывшим президентом СССР М.С.Горбачёвым. «По моим сведениям, - говорил он в интервью журналистам «Новой ежедневной газеты», - одна западная телекомпания приобрела за определённую сумму справку, подготовленную для правительства, с указанием количества жертв. Но пока её не обнародуют»[68].

Радиостанция «Свобода» 7 октября 1993 года (когда ещё не осмотрели все помещения в Доме Советов) сообщила о гибели 1032 человек[69]. Сотрудники учреждений, где велась скрытая статистика, называли цифру 1600 погибших[70]. В 2008 году в интервью пресс-службе МГК КПРФ Р.И.Хасбулатов заявил: «Как мне говорили многие и военные, и милицейские чины - многие говорили - что общее количество погибших было где-то даже более 2000 человек»[71]. По некоторым оценкам погибло от 2000 до 3000 человек[72].

На сегодняшний день можно утверждать, что в трагических событиях сентября-октября 1993 года в Москве погибло не менее 1000 человек. Насколько больше было жертв, может показать только специальное расследование на высоком государственном уровне. Ельцинскому режиму было, что скрывать. Ведь среди погибших немало женщин и детей, стариков, врачей...

Нам ещё предстоит осознать ту великую жертву, которую исполнили погибшие патриоты России в октябре 1993 года. Духовно-нравственный смысл кровавых событий с годами всё явственнее проступает сквозь пелену ненависти и заблуждений.

Защитники Дома Советов осознавали, что в случае трагической развязки, они, практически безоружные, погибнут, но всё же прошли свой крестный путь до конца.

«Я знал лично троих погибших: Ермаков, Фадеев, Шалимов, - вспоминал Сергей Петрович Сурнин. - Это были простые душевные русские люди. Они очень болели за нашу Родину и очень хотели, чтобы был в стране порядок и счастье народа»[73].

Покаянная молитва уже начала звучать 4 октября 1993 года. Тогда на Дружинниковской улице убили мужчину, стоявшего во время штурма на коленях[74]. В тот день Русская Православная Церковь отмечала отдание праздника Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня. Люди, принявшие мученическую кончину у Белого дома, искупили своей жертвой безмолвие миллионов соотечественников, с равнодушием взиравших на гибель Родины.

В августе 1996 года в детском парке вблизи Белого дома по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II усилиями общественной организации «Троицкий Православный Собор» установлена Часовня Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня в память о трагедии осени 1993 года. 27 сентября 1997 года в праздник Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня после службы в часовне одному юному прихожанину удалось зафиксировать на фотоплёнку чудо - «красное облако». Основание часовни погружено в кровавый туман, образующий на фоне багряных верхушек деревьев парка и стадиона кровавую чашу. Исследовавшие плёнку специалисты установили: кадр не засвечен.

На груди расстрелянного у телецентра в Останкино 3 октября 1993 года Алексея Шумского родители нашли переписанную цитату из Священного Писания: «Если бы вы были от мира, то мир любил бы своё; а как вы не от мира, то Я избрал вас». «Незадолго перед гибелью, - вспоминала мама расстрелянного у Дома Советов четырнадцатилетнего Кости Калинина, - всё время спрашивал: «Мама, ну когда ты меня покрестишь?». Младших-то я как-то быстро покрестила, а вот его всё не получалось. Так и не успела... И вот, когда его хоронили, там же, на Бабушкинском кладбище, отпевали одну старушку. И вдруг батюшка подошёл к нам сам: «Крестили? Отпевали?» А услышав, что мальчика не успели окрестить, сказал: «Я сейчас всё сделаю». И покрестил его»[75].

В 2003 году архимандрит Кирилл (Павлов) благословил священника Виктора (Кузнецова) на работу над книгой воспоминаний о «чёрном октябре» такими словами: «Во всём свой урок. А расстрел стольких людей в 1993 году, высшего законодательного органа страны, избранного народом, - это преступление особое! Тут было совершено редчайшее злодеяние. Про него нельзя забывать»[76]. Старец Николай (Гурьянов) сказал Александру Павловичу Репетову о погибших в Белом доме следующее: «Они все блаженствуют. Молись за них. И они будут молиться за тебя». И ещё сказал, что души убиенных в Белом доме, также как и души многих защитников Отечества в Великую Отечественную войну, уходили прямо в рай, минуя мытарства.

http://ruskline.ru/analitika/2013/10/3/zhertvy_chyornogo_oktyabrya/