Игорь Фроянов: «Карамзин был символом своего времени»

Сегодня исполняется 245 лет со дня рождения выдающегося русского историка …

Сегодня исполняется 245 лет со дня рождения русского историка Николая Михайловича Карамзина. О вкладе Н.М.Карамзина в развитие исторической науки рассуждает в интервью «Русской народной линии» известный русский историк, профессор Санкт-Петербургского государственного университета, доктор исторических наук Игорь Яковлевич Фроянов .

Вряд ли можно сомневаться в том, что Николай Михайлович Карамзин принадлежит к блестящей плеяде деятелей русской культуры, плеяде, составляющей нашу национальную гордость. Карамзин, конечно же, был символом своего времени и отразил в своем мировоззрении все противоречия той эпохи, в которой ему выпало жить. А время это было сложное, переломное, связанное с Французской революцией, которая положила зримую грань в истории если не мировой, то, во всяком случае, европейской и в определенном смысле российской истории.

Поэтому искать в творчестве Карамзина и, прежде всего, в сфере его исторических взглядов некоей окаменелости или неизменности – занятие пустое. Карамзин пережил глубокую эволюцию. Известны его увлечение в ранние годы творчества масонством, принадлежность к масонскому новиковскому кружку в Москве, дружба с видными масонами-дворянами В.В.Лопухиным и А.М.Кутузовым. В духе масонских идей он отдавал предпочтение космополитизму перед национализмом. «Все народное ничто перед человеческим, - говорил он. - Главное дело быть людьми, а не Славянами. Что хорошо для людей, то не может быть дурно для Русских; и что Англичане или Немцы изобрели для пользы, выгоды человека, то мое, ибо я человек!». Это мы читаем в «Письмах русского путешественника», написанных Карамзиным под впечатлением своего путешествия по Европе в 1789 – 1790 гг. Любопытно сравнить эти слова с тем, что им будет сказано позже в «Записке о древней и новой России», явившейся реакцией на предлагаемые масоном М.М.Сперанским либеральные реформы: «Мы стали гражданами мира, но перестали быть в некоторых случаях гражданами России», в чем Карамзин винил Петра I, который «захотел сделать Россию – Голландиею». Таким образом, налицо эволюция исторических взглядов Карамзина от общечеловеческих идеалов и ценностей к национальным идеалам и ценностям. И эта эволюция, безусловно, должна восприниматься со знаком плюс, особенно в наше время, когда во многом искусственная глобализация подминает под себя все национальное.

Карамзин был связан живыми нитями с историческим творчеством своих предшественников, живших ранее, в XVIII веке. Я имею в виду, прежде всего, В.Н.Татищева, И.Н.Болтина и князя М.М.Щербатова. При сопоставлении «Истории Государства Российского» Карамзина с «Историей Российской» Татищева и Щербатова мы найдем немало сходных положений и даже совпадений в истолковании важнейших узловых моментов нашей истории. Но ни Татищева, ни Щербатова русское общество практически не читало и, следовательно, мало знало. Они были очень трудны для восприятия. Карамзин, будучи истинным художником слова, сумел поставить историческое повествование на новый уровень. Он сознательно шел к тому, чтобы, как выражался, раскрасить и одушевить русскую историю, которая по своей занимательности вполне сопоставима с историей других стран, других великих народов и потому представляет интерес не только для русских – «говорят, что наша история сама по себе менее других занимательна: не думаю, нужен только ум, вкус, талант. Можно выбрать, одушевить, раскрасить; и читатель удивится, как из Нестора, Никона и пр. могло выйти нечто привлекательное, сильное, достойное внимание не только русских, но и чужестранцев».

Я думаю, что обрамление исторического повествования художественной формой подачи исторического материала (живопись», по терминологии самого историка) плюс психологизм при объяснении поступков русских исторических деятелей, определили популярность «Истории Государства Российского» Карамзина. Ее читали буквально все, ею зачитывались. «Все, даже светские женщины, - говорил по этому случаю А.С.Пушкин, - бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную… Древняя Русь, казалось, найдена Карамзиным, как Америка Колумбом». Примечательно и высказывание поэта П.А.Вяземского: «Карамзин – наш Кутузов 12-го года, он спас Россию от нашествия забвения, воззвал ее к жизни, показал нам, что у нас отечество есть, как многие узнали о том в 12-м годе». Показательно, что первое издание «Истории Государства Российского», вышедшее значительным по тогдашним меркам тиражом, в 3 000 экземпляров, было раскуплено за 25 дней. И на протяжении XIX века интерес к Карамзину сохранялся. Им увлекались и стар и млад. Знаменитый русский историк С.М.Соловьев однажды вспоминал: «Попала мне в руки История Карамзина, до тринадцати лет, то есть до поступления моего в гимназию, я прочел ее не менее двенадцати раз…». В Московском университете, по воспоминаниям того же Соловьева, курс русской истории читал М.П.Погодин, который «пересказывал Карамзина, читал отрывки из его Истории Государства Российского».

Популярность карамзинской «Истории» среди широкой публики не ослабевала. А что касается специалистов-историков, то позднее при всем критическом отношении к некоторым положениям «Истории Государства Российского» Карамзина, из нее ими было немало взято на вооружение. В качестве примера я могу привести рассуждения Карамзина о начале русской истории, которое он связывал с призванием варягов. Факт призвания как начало Российской государственности в последующей историографии был признан многими историками. Или взять Царя Ивана Грозного. Оценка правления Грозного, воспринятая Карамзиным от Щербатова, также получила распространение и продержалась вплоть… до нашего времени. Некоторые современные историки, подобно Карамзину, делят историю царствования Ивана Грозного на два периода: на период, когда он жил в согласии со своими советниками, прислушивался к их мнению и рекомендациям, когда Россию сопровождали успехи, как во внутренней жизни, так и во внешней политике, и на период, когда Царь прогнал своих советников, стал править самодержавно, самостоятельно, после чего пошли неудачи, завершившиеся политическим и хозяйственным кризисом страны.

Для примера еще могу сослаться на оценки Карамзиным значения татаро-монгольского завоевания. Он считал, что своим величием Москва обязана татарским ханам, поскольку именно ханская власть содействовала установлению единодержавия, единовластия в России. Подобного рода идеи в тех или иных вариациях развиваются современными учеными. Достаточно упомянуть творчество Л.Н.Гумилева, который придавал очень большое значение влиянию татарского фактора в истории России. Но и совсем недавно Равиль Гайнутдин, председатель Совета муфтиев России, высказался на аналогичный манер. 24 сентября 2009 года на международной конференции «Россия и исламский мир: партнерство во имя стабильности», проходившей в Москве в Колонном зале, он заявил: «Можно согласиться с мнением выдающегося российского историка XIX Карамзина, который сказал: Москва обязана своим величием хану. Это касается и России в целом». И еще: «Благодаря политической воле золотоордынских ханов началось собирание разрозненных русских княжеств вокруг Москвы». Последнее является неуклюжим подновлением Карамзина.

Подводя итог нашему разговору, я хочу сказать, что «История Государства Российского» Карамзина есть выдающееся явление и в научной, и в культурной жизни России. Общественное значение этой «Истории», как мне кажется, до конца еще не исчерпано. Утверждение Карамзина о важной роли русской государственности, выступавшей в форме единодержавия, актуально и в наши дни общественного разброда и шатания. Сейчас мы наблюдаем усиление раздора в обществе. И этот раздор в значительной степени является следствием слабости центральной власти. Таким образом, «История Государства Российского» Карамзина имеет назидательный характер и для нынешнего поколения. И все же значение труда Карамзина, на мой взгляд, все более и более приобретает историографический характер, хотя и сохраняет определенное научное значение благодаря обширным и многочисленным комментариям-сноскам, содержащим обильный исторический материал, не сохранившийся в дошедших до нас источниках.