Где же таилась эта бомба замедленного действия, встряхнувшая в 20-е годы прошлого столетия и чуть не вытряхнувшая с лица земли всю русскую жизнь? Отчасти ответ мы находим в книге мемуаров писателя и журналиста Нины Берберовой «Курсив мой».

Нина Берберова принадлежала к старинной дворянской семье. Ее родственники по материнской линии жили в Весьегонском уезде Тверской области. Отец ее был ученым, из армян, бежавших от турецкого геноцида в начале XX века. Видимо, таково было свойство характера девочки, что больше всего ее тяготило именно «гнездо», то нажитое домашнее тепло и забота. Ей было невыносимо покровительство старших и нянек. Нет, надоело это «гнездо» не потому, что было совестно перед нищими, приходившими к деду просить надел, и прочее. А потому, что ей просто очень хотелось свободы, и в этом Берберова не переменилась за свою почти вековую жизнь на Родине и в эмиграции.

«Всё или почти всё было ново для меня, как и для большинства, ново и радостно, потому что рушилось то, что не только вызывало ненависть и презрение, но и стыд, стыд за подлость и глупость старого режима, стыд за гниение его на глазах у всего мира: Цусима, “Потёмкин”, Восточная Пруссия, Распутин, царица, виселицы и сам он, тот, кому нет и не может быть прощения, пока на земле останется хотя бы один русский. Он думал, что он второй царь Алексей Михайлович и что Россия – та самая допетровская Русь, которой нужны помазанники, синоды и жандармы, когда России нужны были быстрые шаги сквозь парламентский строй и капитализм к планированию, новым налогам, свободному слову и технологии двадцатого века, к цивилизации для всех, к грамотности для всех, к человеческому достоинству для каждого», – писала Нина Берберова в преддверии революции.

Берберова возмущалась тем, что в России были никуда не годные дороги, но строительство самой протяженной в мире Транссибирской магистрали, осуществлявшееся в 1891–1916 годах, она никак не отметила в своих воспоминаниях. Ей не нравилось, что в русском селе не сыскать было хорошего доктора. Но вместо того, чтобы стать таковыми, дворянские дети уходили «в революцию». Сегодня у нас развитая и почти доступная всем медицина, но шибко ли мы стали здоровыми и благополучными? Или у нас уменьшилась смертность населения? Нет. Знать, и сегодня «плохи наши лекаря», как некогда сетовал М.Ю. Лермонтов. Или дело вовсе не в них.

На протяжении всего советского времени нам внушали, что народ наш был поголовно безграмотен, пока «просвещенная» интеллигенция не взялась его учить. Но ведь уже в 1905 году церковно-приходских школ было 43 696, где учились чуть менее 2 миллионов детей.

И дело даже не в образовании как таковом. Русский крестьянин умел сладить избу для жизни своей огромной семьи, вырастить хлеб и лен – на пропитание и одежду, знал всевозможные снадобья от любых болезней. Фольклором, созданным народом, мы пользуемся до сих пор, потому что это кладезь мудрости. На основе народной песни и сказки были созданы мировые музыкальные шедевры П.И. Чайковского и С.В. Рахманинова, возросла вся русская классическая литература.

Да и какие «просветители» могли выйти, допустим, из круга «прогрессивной» интеллигенции, в который входила Нина Берберова?

Дружила гимназистка Берберова с очень серьезными товарищами:

«Наташа Шкловская записалась в партию левых эсеров (была арестована после смерти Мирбаха), Надя Оцуп – в партию большевиков (погибла как троцкистка), Соня Р. – в партию правых эсеров (покончила с собой), Люся М. – в кадетскую партию (была застрелена при бегстве за границу)…»

И так почти весь класс – по «достоинству для каждого».

Пока родители танцевали танго в своих разоряющихся усадьбах, дети их спорили о партиях. И ни те, ни другие не понимали, что вся жизнь летит под откос.

Слишком горячечным было желание вершителей революции изменить всё к лучшему, а всё прошлое (которое не было ли как раз-таки – лучшим?) – сбросить с «корабля современности». Вместе с водой они выплеснули и ребенка. Выбросили из русской жизни уважительное отношение друг к другу (в крестьянских семьях женатого мужчину называли только по имени-отчеству), почитание к старшим, любовь к «отеческим гробам» и «родному пепелищу», на которых, как правило, после революции устраивали танцплощадки или футбольные поля. Поэтому и оказалось сегодня забытым такое понятие, как родинолюбие.

Добрый пастырь Иоанн Кронштадтский, современник Нины Берберовой, говорил в те годы:

«Не скорби безутешно о злополучии Отечества, о проигранных войнах (с Японией), о наступлении на нас Австрии, Германии, Англии, Финляндии, Польши (хоть это суть две части России), Италии; о потере военных кораблей (“Олег”, в начале октября сего года надвинутый нарочито на камни Гирсом), о громадных потерях государства от поджогов (заводы разные). Скорби о том, что ты плохо подвигаешься к Отечеству нетленному, вечному, на небесах уготованному, что сердце твое далеко от Бога».

***

Возьмем исторические факты. Рассказать хочется о Бельском уезде Смоленской губернии, поскольку именно там жили десятки поколений моих предков – крестьян и купцов, и события прошлых лет еще живы в народной памяти.

Одними из владельцев западной части Бельского уезда были родители выдающегося педагога-просветителя С.А. Рачинского. Профессор Московского университета Рачинский, оставив кафедру, переселился в свое имение, и с 1872 по 1902 год на свои средства им было выстроено 30 школ для крестьянских детей, выучены (грамоте, арифметике, закону Божиему, рисованию) тысячи крестьян. Из учеников Рачинского вышли известные учителя, священники, художники. В своих статьях и письмах выдающийся педагог воспел недюжинный талант русского народа, его высокие нравственные устои.

Трудами семьи Рачинских были возведены Троицкая церковь в селе Тетеве, огромный Софийский собор возле знаменитого стекольного завода Ю.С. Нечаева-Мальцева, школьные общежития и лечебницы для крестьян. Рачинского, любимца светских обществ Веймара и Берлина, татевские крестьяне называли «отец родной».

В 10 километрах от имения Рачинских находилось владение помещиков Олениных. Их стараниями через Ржевско-Бельскую землю прошла Московско-Виндавская (ныне Рижская) железная дорога. Но своих крестьян А.А. Оленин не жалел. Так, после некоей оплошности лакея он засек его до смерти. Ночью крестьяне отомстили своему барину – так же умертвили его.

Поэтому удивляться не приходится, почему так «жесток и беспощаден» был русский бунт. Наболело. Только вот почему зло, которого было стократно меньше добра, творимого нашими предками и соотечественниками, возобладало? Почему народ, поднимаясь против «олениных», смел колоссальную работу «рачинских»? Отчасти: лес рубят – щепки летят. Но по большому счету вне сомнения прав кронштадтский пастырь, говоря и помещику, и крестьянину: «Скорби о том, что ты плохо подвигаешься к Отечеству нетленному, вечному, на небесах уготованному, что сердце твое далеко от Бога».

Если бы не пошатнулся в вере народ всех сословий, не забыл слов Нагорной проповеди Господа Иисуса Христа, никакому врагу его было бы не одолеть.

А когда свершилось то крушение великой империи, Нина Берберова только продолжала раздражаться:

«А те шутники, которые пришли ему (государю. – И.У.) на смену, думали, что их пригласили на праздник: не понравилось – уйдем, а понравилось – останемся и будем веселиться, это – наш день. Но это был день России, и они этого не учли. Не учли, что их оглядка на демократических министров Франции и либеральных послов Англии не только смешна и недостойна, но и преступна и что сермяжный демос шел в историю, сметая всё, и прежде всего их самих, на своем пути».

В интонации этих слов кроется еще одна бомба замедленного действия: отстраненность интеллигенции от своего народа, разобщенность с ним, нежелание быть покровительницей и водительницей народа. И то известное определение, подобранное Лениным к интеллигенции, наверное, единственное, в чем он оказался прав.

Сергей Есенин, представитель «сермяжного демоса», понял происходящее в стране не менее глубоко, чем Нина Берберова, и не хлестко, а с состраданием записал в дневнике в 1920 году свои прозрения:

«Мне очень грустно сейчас, что история переживает тяжелую эпоху умерщвления личности как живого, ведь идет совершенно не тот социализм, о котором я думал, а определенный и нарочитый, как какой-нибудь остров Елены, без славы и без мечтаний. Тесно в нем живут, тесно строящему мост в мир невидимый, ибо рубят и взрывают эти мосты из-под ног трудящихся поколений. Конечно, кому откроется, тот увидит тогда эти уже покрытые плесенью мосты, но всегда ведь бывает жаль, что если выстроен дом, а в нем не живут, челнок выдолблен, а в нем не плавают».

Каким чудом Россия устояла на ветру революционной разрухи, одному Богу известно. Только уже в 30-е годы XX века «сермяжный демос» на обломках монархической империи поднимет советскую империю – своим трудолюбием, вековой мудростью, талантом, который и отмечали в нем и писатель Л. Толстой, и педагог С. Рачинский, и учёный К. Циолковский… Семижильный русский мужик сможет одолеть махину фашизма, почти уничтожившую Европу. Только вот продержаться советская империя сможет недолго на закваске интернациональной коммунистической идеологии. Российская империя на естественной русской идее продержалась несколько столетий.

При царе Алексее Михайловиче в состав России вошли Енисейская губерния, Якутская область, Иркутская область, всё побережье Охотского моря, крайний северо-восток Сибири до Берингова пролива, отделяющего Азию от Америки. Русские расселились за Байкал, затем заняли Камчатку.

А если бы сегодня России нужно было расширять эти границы, справилась бы она? Навряд ли.

В 1860 году граф Игнатьев добился от Китая уступки нам Уссурийского края. Заложен Владивосток. Образована Приморская область. Образованы Сибирские, Забайкальские, Амурские, Уссурийские казачьи войска для охраны этих земель…

А что теперь? Беседуем в марте нынешнего года с писателем Владиславом Бахревским, он рассказывает:

«Недавно я был на Дальнем Востоке. Край уничтожается: сопки проданы китайцам, люди, живущие там, в тайге, не имеют дров. Им нужно отдать всю пенсию, чтобы купить дрова. Там уничтожен совхоз, который выращивал женьшень и другие лекарственные травы. Но остался музей, и женщина, которая там работает, показывала мне карту местности, где ее отец сажал женьшень. А китайцы тогда уже шарили там, выкапывали его, увозили. Совхоз, имевший тогда уже огромную прибыль, был закрыт как якобы нерентабельный…»

Россия настолько была сильна и значима, что могла покровительствовать и братским народам. Только усилиями русских солдат были освобождены от турецкого владычества Балканы. А как сегодня помочь братьям-славянам, кто вступится за Косово? В чьих это силах?

Да, как писала Нина Берберова, «России нужны были быстрые шаги сквозь парламентский строй и капитализм к планированию, новым налогам, свободному слову и технологии двадцатого века, к цивилизации для всех, к грамотности для всех, к человеческому достоинству для каждого…» Только почему-то эта замечательная плеяда – от «капитализма» и «новых налогов» до «свободного слова» – на постсоветском пространстве всё больше развенчивает человеческое достоинство, всё спешнее ведет к краху человеческой цивилизации.

Поэтому и вспоминается невольно то прошлое, которое, кажется, всей своей сутью идеализировало русскую жизнь, народ, его историю, искусство.

***

В марте нынешнего года в Московском международном Доме музыки при содействии Российского дворянского собрания и общественного движения «За веру и Отечество» состоялся концерт «Три российских баса», посвященный 400-летию Дома Романовых. Концерт почтила своим присутствием Глава Российского Императорского Дома государыня Великая княгиня Мария Владимировна.

Какова же была реакция столичной публики на ее присутствие? Половина зрителей встали с кресел, когда Великая княгиня вошла в зрительный зал. Половина – остались сидеть. Когда же Великая княгиня вышла на сцену сказать теплые слова, многие поудобнее развалились в креслах и слушали с вызовом. А многие аплодировали и слушали с благоговением. Эта картина прекрасно характеризует разлом в нашем обществе, который до сих пор не преодолен и неизвестно, преодолим ли.

Но! Вглядитесь пристальнее в русскую глубинку, которая живет своей самобытной жизнью, о которой вам не покажут в новостях по телевидению, не напишут в центральных СМИ.

В Костроме в марте нынешнего года проходили празднества 400-летия окончания Смуты и воцарения династии Романовых. В рамках торжеств открылась выставка в городском парке под открытым небом «Триумф империи Романовых». В мартовские дни стоял 25-градусный мороз. Но это не помешало жителям Костромы несколько часов находиться в городском парке: слушать выступления, встречаться с гостями. И, проходя по парку, снова и снова перечитывать на установленных вдоль аллеи стендах с фотографиями исторические справки, в которых значилось: «Одним из важнейших приоритетов Российской империи была наука. Множество открытий и изобретений мирового значения было сделано в России, среди которых: неевклидова геометрия (Н.И. Лобачевский, 1826), военно-полевая хирургия (Н.И. Пирогов, 1847), периодическая система химических элементов (Д.И. Менделеев, 1869), радио (А.С. Попов, 1895), учение о высшей нервной деятельности (И.П. Павлов, 1904)». «В 1897 году в России было завершено строительство самого протяженного в мире нефтепровода длинной 835 км. В начале XX века Россия располагала крупнейшей и лучшей в мире нефтедобывающей и нефтеперерабатывающей промышленностью: 94% всей нефти перерабатывалось внутри страны, продукция славилась высоким качеством и дешевизной». И многое другое.

Оглядываясь на эти факты, понимаешь, что сегодня их есть с чем сравнить.

А также понимаешь, что народ-то русский остался тем же: верующим, надеющимся и любящим.

Вот такие доносятся до моего слуха отзвуки прошлых лет. И из них вырастает «музыка» нашего времени.

http://www.pravoslavie.ru/jurnal/64565.htm